Закатываю глаза.

– Неповторимых особенностей? Вы серьезно?

– Вполне. Сэм, твой мозг работает по-особому, это верно. Порой он вытворяет пугающие вещи. Но он неповторим, как и сама ты.

– Спасибо, – с улыбкой благодарю я ее за добрые слова. На самом деле, я прекрасно понимаю, к чему она клонит. – Вы рассказали эту историю, чтобы убедить меня, что надо во всем признаться Эй-Джею, я права?

– Я не собираюсь ни в чем тебя убеждать. Признаваться или нет – сугубо твое дело. Я просто напоминаю, как важно принимать других и окружать себя людьми, которые тоже тебя принимают.

– Ясно.

– А знаешь, что вообще такое «нормальность»? – спрашивает она. – Это значит испытывать все то, что сейчас испытываешь ты. Совершенно нормально стремиться к жизни без лекарств. И без меня.

– Мне очень жаль, что я ляпнула такую глупость.

– Напрасно. Я очень тобой горжусь, Сэм. Ты большая молодец.

Как ни странно, я с этим согласна. И это восхитительное чувство. Но я все никак не решусь раскрыть свою тайну Эй-Джею.

Вечером следующего дня, когда я, развалившись на кровати, делаю домашку по французскому, меня отвлекает короткая трель телефона. Беру его, чтобы прочесть новое сообщение.

– У.П.? Видимо, имеется в виду «Уголок поэта». Сегодня четверг, на часах девятнадцать сорок пять. Что-то не так. Просматриваю список получателей этого сообщения – он состоит из множества номеров.

Жду, пока кто-нибудь еще ответит, но все молчат, поэтому спрашиваю сама:

Жму на «отправить», и тут же получаю ответ от Эй-Джея:

Пульс резко подскакивает. Мгновенно встаю с кровати, стягиваю домашние треники, надеваю свежую пару джинсов и чистый свитер. На улице холодно, поэтому набрасываю на руку куртку. Хватаю с пола спортивную сумку, а со стола – ключи от машины.

Мама, папа и Пейдж вместе сидят на диване и смотрят фильм.

– Поеду в бассейн, поплаваю немного, – сообщаю я, надевая куртку. Надеюсь, вид у меня убедительный.

– Так поздно? – удивляется папа, но, прежде чем я успеваю ответить, к разговору подключается мама. – Она всегда так поздно плавает. Хорошего тебе вечера! – говорит она мне и машет рукой.

Пока выезжаю с парковки на дорогу, не могу отделаться от чувства вины, которое только усиливается, когда я проезжаю мимо улицы, ведущей к бассейну, но сменяется нервозностью, как только я въезжаю на парковку. Кружу по ней, пока на одометре не появится заветная тройка, а потом паркуюсь.

Эй-Джей дожидается у ворот. Заметив меня, он широко раскидывает руки.

– Добро пожаловать на твое первое Н.С.!

– А что такое Н.С.? Можно поинтересоваться? – Все это мне совсем не нравится. Терпеть не могу сюрпризы.

– Ночное Собрание. Иногда мы встречаемся по вечерам – для разнообразия. Будет весело. Сама увидишь.

Он оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что вокруг больше никого нет, а потом берется за молнию на моей куртке и притягивает меня к себе.

– Кстати сказать, выглядишь великолепно.

Смеюсь, глядя ему в глаза.

– Это невозможно. Когда ты мне написал, я делала уроки. Так что из дома я выскочила пулей, даже не успела накраситься.

– Вот и я говорю… – Он медленно расстегивает мою куртку до пояса, заскальзывает ладонями под ткань и прижимает меня к себе. – Великолепно… – шепчет он, наклоняет голову, целует меня, и я раскрываю губы, отвечая на его поцелуй. Мне всегда его мало. Никогда не устану его целовать.

Мне так хочется остаться с ним наедине еще на час или на два, но я помню, что нас ждут в подвале театра. Да и потом, на улице ужасно холодно. Он убирает руки с моей талии, застегивает мне куртку до самого горла и целует в нос.

– Я ведь теперь не смогу тебя даже обнять, – говорю я. – Вот это пытка.

– Это поправимо. Мы можем сегодня во всем признаться.

Вспоминаю свой вчерашний разговор со Сью. Да. Мы и впрямь можем рассказать обо всем сегодня. Я сама этого очень хочу. Но все это время я морально готовилась сперва раскрыть свой секрет «Восьмерке». О том, чтобы рассказывать правду Поэтам, я не думала.

– Ну ладно, ладно, – говорит Эй-Джей, прежде чем я успеваю ответить, и целует меня в лоб. – Расскажем в другой раз.

И мы заканчиваем этот разговор. Эй-Джей берет меня за руку и ведет к двери театра, которая оказывается открытой.

– Я написал мистеру Б. и попросил ее сегодня не запирать, – поясняет Эй-Джей в ответ на мой удивленный взгляд.

Он отпускает мою ладонь, и мы ныряем во мрак театра. Остальные ждут нас на сцене, под тусклой лампочкой. Торопливо считаю тени. Семь. Все в сборе.

Не произнося ни слова, мы юркаем на лестницу и как можно тише спускаемся. Оказаться в театре вечером – странно и непривычно, но, по сути, разница невелика: в этих коридорах всегда темно и мрачно, даже при ясной погоде. Эй-Джей отпирает дверь, все заходят в комнату и идут прямиком к лампам, зажигая их на ходу. Электрический свет заливает стены, заклеенные нашими стихами.

Сажусь на один из диванов в глубине комнаты, а рядом со мной устраивается Кэролайн.

– Что-то мне не по себе, – признаюсь я, удостоверившись, что нас никто не замечает. – Как-то все это странно.

Кэролайн кладет руки на спинку дивана, ее фланелевая рубашка распахивается и я прочитываю на футболке крупную надпись: «Момент словлен!»

– Да не волнуйся ты так! Не накручивай себя. На самом деле, будет круто, – заверяет она.

Эй-Джей и Сидни одновременно поднимаются на сцену. Он с деланым недовольством косится на нее, словно спрашивая, что она здесь забыла, а она в ответ обиженно толкает его бедрами.

– Пока мы не начали, хочу сделать небольшое объявление, – говорит она, взмахивая тонкой стопкой бумаг. – В одном из городских клубов завтра будет «открытый микрофон». Ограничений по возрасту нет. Любой сможет прочесть свои стихи. Или спеть. – Она выразительно смотрит на Эй-Джея и вновь переводит взгляд на собравшихся. А потом вручает стопку флаеров Эмили, и та начинает передавать их по комнате.

– Там сцена побольше, чем тут, – подмечает Сидни, притопывая ногой по деревянному настилу. – А еще места далеко не такие удобные. – После этих слов Эй-Джей выразительно посылает воздушный поцелуй в сторону наших диванчиков. – Но мы очень надеемся, что обстановка будет такой же дружелюбной, как у нас здесь.

– Кто это – мы? – уточняет Эмили.

– Эбигейл, Кэмерон, Джессика и я. Пока что все. Эта троица будет читать «Вóрона» – у них уже готовы целых девять строф, так что не пропустите. А я, разумеется, прочту что-нибудь повкуснее. – Сидни складывает флаер пополам и начинает им обмахиваться. А потом вновь принимает серьезный вид. – Послушайте, а ведь никто из нас еще ни разу не читал свои стихи за пределами этой комнаты, поэтому нам, по правде сказать, ужасно страшно. Приходите нас поддержать. Пожалуйста. – Она поворачивается к Эй-Джею. – Если ты думаешь, что мог бы поучаствовать, но тебе нужна, допустим, гитара, только скажи, – просит она и спускается со сцены.